ВЛАДИМИР ЯНКЕ. ЛОГО-СТИХО-МУЗЫКО-КНИГА «ДЫХАНЬЕ МУЗЫКИ» (АССОЦИАЦИИ).
АНТОН БРУНКЕР
«Я знаю только одного, кто приближается к Бетховену, – это Брукнер!».
Рихард Вагнер.
- Брукнер следующим образом объяснял, что такое «диссонанс» на уроке композиции: «Тоника – это сад... Сад... (движение рукой); доминанта – это садовник, который управляет садом. И теперь появляется козёл (театральная пауза). Тогда садовник хватает палку и бьёт козла по черепу: вот, уважаемые господа, это и есть диссонанс».
- Однажды Брукнер попытался наглядно объяснить своим ученикам смысл фуги: «Каждый из вас хотя бы разок был в деревне. И уж наверняка вы видели, как крестьянка ловит курицу. Курица бежит, крестьянка бежит, курица орёт, крестьянка орёт; обе пытаются перерезать друг другу путь. Видите, это и есть фуга: вечная гонка обоих голосов, каждый из которых ведёт свою мелодию. Поэтому «фуга» и означает «бег».
- «Тот, кто хочет строить высокие башни, должен надолго задержаться на фундаменте».
Антон Брукнер.
- Многих современников удивлял своеобразный внешний облик Брукнера, категорически отвергнувшего изыски столичной моды Вены. Он всегда был одет в просторный черный костюм с короткими брюками – чтобы ничто не мешало играть на педалях органа, – из кармана выглядывал большой носовой платок, мягкая шляпа своими отвислыми полями отчасти закрывала лицо.
Над Брукнером подтрунивали коллеги, посмеивались студенты... Один его приятель как-то сказал:
- Дорогой маэстро, позвольте мне со всей откровенностью сказать вам, что костюм ваш просто смешон...
- Ну, так смейтесь, – добродушно отвечал Брукнер. - Но позвольте и мне не менее откровенно напомнить вам, что я прибыл сюда вовсе не для демонстрации последней моды...
- Брукнер преклонялся перед Вагнером. Однажды он отправился в Байрейт, где в то время находился его кумир. Сначала Вагнер даже не пожелал принять неизвестного ему музыканта, который привез с собой две пухлые партитуры (это были Вторая и Третья симфонии), но Брукнер с присущим ему простодушным лукавством произнес: «Маэстро при его проницательности достаточно будет взглянуть на темы, чтобы знать, что это за вещь». Вагнер, польщенный этим высказыванием, взял партитуры в руки. Вторую симфонию, перелистав ноты, он небрежно похвалил, но начав просматривать Третью симфонию, настолько увлекся музыкой, что попросил разрешения оставить ноты себе для более внимательного знакомства. Воспользовавшись этим, Брукнер попросил разрешения посвятить симфонию Вагнеру.
Рихард Вагнер.
- Брукнер следующим образом объяснял, что такое «диссонанс» на уроке композиции: «Тоника – это сад... Сад... (движение рукой); доминанта – это садовник, который управляет садом. И теперь появляется козёл (театральная пауза). Тогда садовник хватает палку и бьёт козла по черепу: вот, уважаемые господа, это и есть диссонанс».
- Однажды Брукнер попытался наглядно объяснить своим ученикам смысл фуги: «Каждый из вас хотя бы разок был в деревне. И уж наверняка вы видели, как крестьянка ловит курицу. Курица бежит, крестьянка бежит, курица орёт, крестьянка орёт; обе пытаются перерезать друг другу путь. Видите, это и есть фуга: вечная гонка обоих голосов, каждый из которых ведёт свою мелодию. Поэтому «фуга» и означает «бег».
- «Тот, кто хочет строить высокие башни, должен надолго задержаться на фундаменте».
Антон Брукнер.
- Многих современников удивлял своеобразный внешний облик Брукнера, категорически отвергнувшего изыски столичной моды Вены. Он всегда был одет в просторный черный костюм с короткими брюками – чтобы ничто не мешало играть на педалях органа, – из кармана выглядывал большой носовой платок, мягкая шляпа своими отвислыми полями отчасти закрывала лицо.
Над Брукнером подтрунивали коллеги, посмеивались студенты... Один его приятель как-то сказал:
- Дорогой маэстро, позвольте мне со всей откровенностью сказать вам, что костюм ваш просто смешон...
- Ну, так смейтесь, – добродушно отвечал Брукнер. - Но позвольте и мне не менее откровенно напомнить вам, что я прибыл сюда вовсе не для демонстрации последней моды...
- Брукнер преклонялся перед Вагнером. Однажды он отправился в Байрейт, где в то время находился его кумир. Сначала Вагнер даже не пожелал принять неизвестного ему музыканта, который привез с собой две пухлые партитуры (это были Вторая и Третья симфонии), но Брукнер с присущим ему простодушным лукавством произнес: «Маэстро при его проницательности достаточно будет взглянуть на темы, чтобы знать, что это за вещь». Вагнер, польщенный этим высказыванием, взял партитуры в руки. Вторую симфонию, перелистав ноты, он небрежно похвалил, но начав просматривать Третью симфонию, настолько увлекся музыкой, что попросил разрешения оставить ноты себе для более внимательного знакомства. Воспользовавшись этим, Брукнер попросил разрешения посвятить симфонию Вагнеру.
Ответ он получил на следующий день, когда снова явился на виллу «Ванфрид». Вагнер крепко обнял его и сказал: «Итак, дорогой Брукнер, с посвящением – это вполне приемлемо. Вы доставили мне вашим произведением необычайно большое удовольствие».
- Я был так счастлив в течение двух с половиной часов, – комментировал позднее Брукнер эту встречу.
- «Брукнер это Шуберт, закованный в панцирь медных звучаний, усложненный элементами баховской полифонии, траге¬дийной структуры первых трех частей Девятой симфонии Бетховена и вагнеровской «тристановской» гармонии».
И. Соллертинский.
- До конца жизни Брукнер оставался человеком по-деревенски простодушным. Посетив как-то концерт, в котором прозвучала его Четвертая симфония, композитор подошел к знаменитому дирижеру Гансу Рихтеру и, желая от души поблагодарить его, достал из кармана талер и, сунув его в руки оторопевшего дирижера, сказал:
- Выпейте-ка за мое здоровье кружечку пивка, премного вам благодарен!..
В его родной деревне именно так благодарили мастера за добрую работу.
На следующий день профессор Рихтер отнес брукнеровский талер к ювелиру, тот припаял к нему серебряное ушко, и знаменитый дирижер постоянно носил его при себе на часовой цепочке. Талер стал для него драгоценным напоминанием о встрече с автором симфонии, которой, как он твердо верил, предстояло жить в веках...
- Саркофаг с прахом Брукнера покоится в крипте под органом монастыря Святого Флориана, где он когда-то служил органистом. Ничто не нарушает торжественную тишину этой последней обители композитора, кроме доносящихся сверху звуков органа, словно говорящих о вечной силе искусства и бессмертии жизни, отданной служению ему. Латинский текст эпитафии Брукнеру гласит: ”Hinc evolavi, hinc requievi” (Отсюда я вознесся, здесь я обрел покой).
- Я был так счастлив в течение двух с половиной часов, – комментировал позднее Брукнер эту встречу.
- «Брукнер это Шуберт, закованный в панцирь медных звучаний, усложненный элементами баховской полифонии, траге¬дийной структуры первых трех частей Девятой симфонии Бетховена и вагнеровской «тристановской» гармонии».
И. Соллертинский.
- До конца жизни Брукнер оставался человеком по-деревенски простодушным. Посетив как-то концерт, в котором прозвучала его Четвертая симфония, композитор подошел к знаменитому дирижеру Гансу Рихтеру и, желая от души поблагодарить его, достал из кармана талер и, сунув его в руки оторопевшего дирижера, сказал:
- Выпейте-ка за мое здоровье кружечку пивка, премного вам благодарен!..
В его родной деревне именно так благодарили мастера за добрую работу.
На следующий день профессор Рихтер отнес брукнеровский талер к ювелиру, тот припаял к нему серебряное ушко, и знаменитый дирижер постоянно носил его при себе на часовой цепочке. Талер стал для него драгоценным напоминанием о встрече с автором симфонии, которой, как он твердо верил, предстояло жить в веках...
- Саркофаг с прахом Брукнера покоится в крипте под органом монастыря Святого Флориана, где он когда-то служил органистом. Ничто не нарушает торжественную тишину этой последней обители композитора, кроме доносящихся сверху звуков органа, словно говорящих о вечной силе искусства и бессмертии жизни, отданной служению ему. Латинский текст эпитафии Брукнеру гласит: ”Hinc evolavi, hinc requievi” (Отсюда я вознесся, здесь я обрел покой).