ВЛАДИМИР ЯНКЕ. ЛОГО-СТИХО-МУЗЫКО-КНИГА «ДЫХАНЬЕ МУЗЫКИ» (АССОЦИАЦИИ).
ИОГАННЕС БРАМС
- «Писать музыку не так уж трудно, труднее всего – зачёркивать лишние ноты».
Иоганнес Брамс.
- Один начинающий композитор написал песню на стихи Шиллера и попросил Брамса прослушать ее. Брамс прослушал песню и заметил:
«Теперь я убедился, что стихи Шиллера действительно бессмертны».
- «В музыке Брамса есть что-то сухое, холодное, туманное, неопределенное, отталкивающее от него русское сердце. Слушая его, вы спрашиваете себя: глубок Брамс или только хочет подобием глубины замаскировать крайнюю бедность фантазии? Брамс точно дразнит и раздражает ваше музыкальное чувство, не хочет удовлетворить его потребностей, стыдится говорить языком, доходящим до сердца…».
П. Чайковский
- Один восторженный почитатель, встретив композитора у его дома, восторженно воскликнул: «Представляю, что будет написано на стене этого дома после вашей смерти».
Брамс меланхолично ответил: «Сдается квартира».
- Однажды издатель неодобрительно сказал молодому Брамсу:
- Ну объясните мне, почему вы постоянно пишете такую грустную и мрачную музыку? Ведь слушатели, приходя на концерт, хотят отдохнуть, повеселиться, чтобы уйти домой с радостным настроением, а вы?.. Напишите-ка что-нибудь бодрое, веселенькое... Глядишь, и распродажа пойдет повеселее.
- Попробую, - ответил со вздохом композитор.
Через несколько дней он действительно принес издателю свое новое произведение. - Ну что, получилось? – с интересом спросил издатель.
- Не уверен, - ответил Брамс, – но я очень старался...
Издатель с нетерпением развернул ноты... Новое произведение Брамса называлось: «Весело схожу я в могилу».
- «Я, еще будучи ребенком, вынужден был зарабатывать на жизнь, играя всякую ерунду в матросских кабачках Гамбурга. Я довольно сильно томился таким времяпрепровождением, пока не догадался поставить на пюпитр вместо нот книгу! Правда, порой, зачитавшись, я и не замечал, как вместо танцев принимался играть сонату Бетховена... Но, честно говоря, пьяным матросам было все равно, они плясали и под Бетховена. Так что и они, и я проводили вечера во взаимном удовольствии».
Иоганнес Брамс
Иоганнес Брамс.
- Один начинающий композитор написал песню на стихи Шиллера и попросил Брамса прослушать ее. Брамс прослушал песню и заметил:
«Теперь я убедился, что стихи Шиллера действительно бессмертны».
- «В музыке Брамса есть что-то сухое, холодное, туманное, неопределенное, отталкивающее от него русское сердце. Слушая его, вы спрашиваете себя: глубок Брамс или только хочет подобием глубины замаскировать крайнюю бедность фантазии? Брамс точно дразнит и раздражает ваше музыкальное чувство, не хочет удовлетворить его потребностей, стыдится говорить языком, доходящим до сердца…».
П. Чайковский
- Один восторженный почитатель, встретив композитора у его дома, восторженно воскликнул: «Представляю, что будет написано на стене этого дома после вашей смерти».
Брамс меланхолично ответил: «Сдается квартира».
- Однажды издатель неодобрительно сказал молодому Брамсу:
- Ну объясните мне, почему вы постоянно пишете такую грустную и мрачную музыку? Ведь слушатели, приходя на концерт, хотят отдохнуть, повеселиться, чтобы уйти домой с радостным настроением, а вы?.. Напишите-ка что-нибудь бодрое, веселенькое... Глядишь, и распродажа пойдет повеселее.
- Попробую, - ответил со вздохом композитор.
Через несколько дней он действительно принес издателю свое новое произведение. - Ну что, получилось? – с интересом спросил издатель.
- Не уверен, - ответил Брамс, – но я очень старался...
Издатель с нетерпением развернул ноты... Новое произведение Брамса называлось: «Весело схожу я в могилу».
- «Я, еще будучи ребенком, вынужден был зарабатывать на жизнь, играя всякую ерунду в матросских кабачках Гамбурга. Я довольно сильно томился таким времяпрепровождением, пока не догадался поставить на пюпитр вместо нот книгу! Правда, порой, зачитавшись, я и не замечал, как вместо танцев принимался играть сонату Бетховена... Но, честно говоря, пьяным матросам было все равно, они плясали и под Бетховена. Так что и они, и я проводили вечера во взаимном удовольствии».
Иоганнес Брамс
Борис Пастернак.
Годами когда-нибудь в зале концертной
Мне Брамса сыграют, – тоской изойду,
Я вздрогну, я вспомню союз шестисердый,
Прогулки, купанье и клумбу в саду.
Художницы робкой, как сон, крутолобость,
С беззлобной улыбкой, улыбкой взахлеб,
Улыбкой, огромной и светлой, как глобус,
Художницы облик, улыбку и лоб.
Мне Брамса сыграют, – я вздрогну, я сдамся,
Я вспомню покупку припасов и круп,
Ступеньки террасы и комнат убранство,
И брата, и сына, и клумбу, и дуб.
Художница пачкала красками траву,
Роняла палитру, совала в халат
Набор рисовальный и пачки отравы,
Что «Басмой» зовутся и астму сулят.
Мне Брамса сыграют, – я сдамся, я вспомню
Упрямую заросль, и кровлю, и вход,
Балкон полутемный и комнат питомник,
Улыбку, и облик, и брови, и рот.
И сразу же буду слезами увлажен
И вымокну раньше, чем выплачусь я.
Горючая давность ударит из скважин,
Околицы, лица, друзья и семья.
И станут кружком на лужке интермеццо,
Руками, как дерево, песнь охватив,
Как тени, вертеться четыре семейства
Под чистый, как детство, немецкий мотив.
Годами когда-нибудь в зале концертной
Мне Брамса сыграют, – тоской изойду,
Я вздрогну, я вспомню союз шестисердый,
Прогулки, купанье и клумбу в саду.
Художницы робкой, как сон, крутолобость,
С беззлобной улыбкой, улыбкой взахлеб,
Улыбкой, огромной и светлой, как глобус,
Художницы облик, улыбку и лоб.
Мне Брамса сыграют, – я вздрогну, я сдамся,
Я вспомню покупку припасов и круп,
Ступеньки террасы и комнат убранство,
И брата, и сына, и клумбу, и дуб.
Художница пачкала красками траву,
Роняла палитру, совала в халат
Набор рисовальный и пачки отравы,
Что «Басмой» зовутся и астму сулят.
Мне Брамса сыграют, – я сдамся, я вспомню
Упрямую заросль, и кровлю, и вход,
Балкон полутемный и комнат питомник,
Улыбку, и облик, и брови, и рот.
И сразу же буду слезами увлажен
И вымокну раньше, чем выплачусь я.
Горючая давность ударит из скважин,
Околицы, лица, друзья и семья.
И станут кружком на лужке интермеццо,
Руками, как дерево, песнь охватив,
Как тени, вертеться четыре семейства
Под чистый, как детство, немецкий мотив.
